С начала украинских событий в среде российского сопротивления (мне этот термин сейчас кажется более удачным, чем «оппозиция» или «протестное движение») стало модно вздыхать: «Вот украницы — народ! Вышли на Майдан и не ушли! Не то, что наши — только по согласованным „загончикам” и могут ходить — да и туда не вытолкаешь!» Дескать, не повезло нам с народом, вот в чём беда — а то мы бы уже у-у-ух!
Баррикады на улице Soufflot в июне 1848 года, Орас ВернеОставляя сейчас в стороне сам по себе вечный плачь о невезении с народом, я хотел бы обратить внимание общественности на наш Майдан. Потому что это только кажется, что его у нас нет.
Ведь, в сущности, что такое киевский Майдан? Это не какое-то конкретное географическое место в центре города, окруженное баррикадами. Это — территория свободы. Территория, на которую не могут попасть полицейские, выполняющие преступные приказы, над которой не имеют власти коррумпированные суды, на которой невозможно запретить выражать своё мнение. Баррикады тут только инструмент обеспечения этой свободы на небольшом клочке земли.
Оказывается, что свобода обладает чрезвычайно мощным потенциалом. Её нужно совсем немного в абсолютных величинах, чтобы изменить ситуацию в стране. Какова территория Майдана по сравнению с территорией всей Украины? Капля в море. Но если эту каплю удаётся защитить, через какое-то время она побеждает.
Нам говорят, что нас всего несколько процентов. Это может быть даже правда. Это совершенно нормально. На Майдане тоже были проценты от всего населения Украины.
Мы говорим, что в России нет — и в обозримом будущем не предвидится — своего Майдана. Это уже неверно. В России есть свой Майдан, своя территория свободы.
Когда некоммерческие организации начинают давить прокурорскими проверками и судами, требуя, чтобы они признали себя «иностранными агентами» — и ни одно (ни одно!) независимое НКО этого не делает — это наш Майдан. Потому что
им не удалось прийти на территорию НКО и заставить повесить на себя этот ярлык.
Когда тысячи наблюдателей выходят на участки, и делают так, чтобы по крайней мере в Москве
они боялись идти на откроенные фальсификации выборов — это наш Майдан. Потому что
им не удалось украсть наши голоса.
Когда Алексей Навальный пишет по несколько постов в день из-под домашнего ареста, а сотни человек их распространяют в знак протеста против попыток заблокировать его блог — это наш Майдан. Потому что
им не удалось заставить Алексея замолчать.
Когда телеканал «Дождь», почти выселенный из своей студии, устраивает сбор средств и получает 40 миллионов рублей частных пожертвований в течение недели — это наш Майдан. Потому что
им не удалось закрыть «Дождь» сейчас.
Когда сотни людей оказываются в автозаках за выход на улицу и выражение своего мнения, а потом бьются в судах и готовятся выходить снова — это наш Майдан. Потому что
им не удалось нас заставить сидеть дома, опустить руки и сдаться.
Территория свободы всегда выглядит беззащитной перед той репрессивной системой, которой она противостоит. Несколько сотен человек, вооруженных деревянными щитами? Баррикады из снега и песка? Горящие покрышки? Бутылки с бензином? Против мощи государства, в чьём распоряжении — оружие, военная техника, армия? Вы смеетесь?
Судиться за статус НКО? Так ведь они примут закон, по которому Минюст сам будет пополнять список иностранных агентов, безо всякого суда. Собирать деньги на «Дождь»? Его же всё равно закроют, лишат студии и пустят по миру. Распространять посты Навального? Да его всё равно посадят. Наблюдать за выборами? Да вы потом ничего не докажете. Оспаривать задержания и штрафы в судах, защищая свободу собраний? Да наши суды всегда занимают сторону полиции.
Это может быть и правда. Можно посадить Навального, закрыть «Дождь», не пустить на выборы оппозиционных кандидатов и принять закон об уголовной ответственности за митинги. А ещё можно раздавить Майдан танками и расстрелять из пулеметов.
Но когда те, кто стоит на Майдане, не отступают, и готовы держать оборону до последнего, невзирая ни на что, тот, кто мог бы применить танки и пулеметы, в конечном итоге бежит из страны.
